Уже прошла целая неделя с начала наступления гетерского войска. Армия котивов, понеся огромные потери в пограничных боях, откатилась на многие километры от границы. Несмотря на явное стратегическое поражение своих частей, Маут не сильно-то торопился ввести в бой основные силы своих войск, которые совершали манёвры в глубине страны.
А вот воины Гетерского союза, воодушевлённые победой уже грезили мечтами как они пройдутся парадным маршем по улицам вражеской столицы. Они верили, что победа идёт к ним в руки и нужно просто успеть поймать её за хвост.
А средь бескрайних полей и лесов, по рельсам, мчался военный эшелон, забитый под завязку сотнями добровольцев, среди которых были самые разные люди, самых разных возрастов и взглядов. Ехала и Китти и многие бывшие заключённые из лагеря Гинза-3, кто-то был рад, а кто-то и не очень. Ни кто в руководстве не возлагал на этих слабо обученных и плохо вооружённых бойцов, больших надежд. Нужно было задержать врага ещё хотя бы на пару дней, что бы основные силы смогли развернуться для контрудара. Судьбы и жизни добровольцев мало кого заботили, даже их самих, многие были готовы пожертвовать собой во имя победы.
Эшелон мчался в сторону города Ирк. Этот город располагался на юго-западе и входил в Аппорский район, большая часть которого уже была оккупирована гетерской армией. В том населённом пункте не было ни заводов, ни каких либо значимых предприятий, город был не нужен в стратегическом плане никому, но в тридцати километрах к востоку от него располагалась железнодорожная развязка, что соединяла Муринию с Вергией, а она поставляла нефтепродукты. Командование Муринии боялось потерять ценные поставки горючего, а армия ещё не готова была для контрнаступления. А тем временем Ирк покинули уже все мирные жители, оставив пустыми дома и квартиры. Остались лишь местные ополченцы и сотрудники правопорядка, которых было чуть больше трёх сотен. На подмогу им выслали более пяти тысяч добровольцев и сводные отряды ополчения других городов, так же в поддержку прислали с десяток пушек, миномёты и пулемёты. Конечно, эти силы были несравнимо малы в сравнении огромной армии медивов, только ударная группировка в Аппоре превосходила защитников Ирка в десять раз.
Китти молча сидела в углу, разглядывая выданный ей автомат, такого старья она уже давно не видела, форма была неудобной, сапоги были большими, и вообще она выглядела нелепо во всей этой одежде, да и на душе у неё было паршиво. Ей с трудом давалось осознание того, что произошло с ней этим летом, но, несмотря на все неурядицы, Китти строго решила не падать духом и постараться выбраться из отряда добровольцев в место потеплее и посытнее. Но больше всего девушке хотелось остаться в живых. В двух метрах от неё, так же молча, сидел молодой лейтенант. Худой и высокий, с лицом юноши и гладкими щеками, на которых не было ни волосинки. Это был ротный, он не был ни добровольцем, ни ополченцем, его, как и многих откомандировали на фронт, вчерашний выпускник, молодой и глупый, не понимающий ничего ни в войне, ни в людях. Своих солдат он не знал и порой побаивался их, но со своим заместителем, лейтенантом Линой, ему удалось установить хрупкий контакт. Хотя и Китти не совсем доброжелательно относилась к этому юнцу, считая, что в бою помощи от него не дождёшься. По этому девушка больше общалась с Браном, который пообещал ей помогать.
Ротный, несмотря на свой юный возраст, был уже женат, хотя и пару месяцев всего. Китти знаков внимания не уделял и вёл себя очень достойно, хоть иногда и терялся в разговоре с ней. Бывшие узники лагеря так же вели себя достойно по отношению к девушке, кто-то боялся расстрела за насилие, а кто-то и вообще не помышлял о пошлостях, но были и любители пофлиртовать, которым чаще всего не доставалось и улыбки. За проведённые в неволе года, многие мужчины напрочь забыли как вести себя с девушками и в моменты общения неуместно шутили, либо бубнили, что-то невнятное. К счастью для добровольцев, Китти была далеко не одна девушка в этом эшелоне, со многими было проще.
А позади, мчащего вдаль поезда, оставались мирные города и сёла, леса и гектары полей, засеянных пшеницей. Эшелон ревел и гудел, выпуская облака белого дыма, он мчался за солнечным диском, что погружался за холмы, поросшие соснами. Облака окрасились в бронзово-багровые цвета, и небо мерцало в предвкушении ночи. Средь синевы небосклона проявлялись первые, яркие звёзды. Где-то впереди, в сотне километров от них, шли бои, гибли люди, горели дома. Но смотря на величие и красоту природы, через маленькое окошко в вагоне, Китти не могла и не хотела в это верить, она любовалась, как когда-то в детстве, спокойствием и безмятежностью вечернего неба. «Жаль, всё-таки, что война началась» – шёпотом промолвила девушка и сжала автомат меж коленей.
Но правители не дали шансов этой войне не начаться. Они ждали и торопили её в надежде навсегда расквитаться с заклятым врагом. Стремление к миру прировняли к трусости, а здравый смысл к глупости. Громкие, воинственные речи звучали из каждого телевизора и радио, ораторы на площадях призывали к борьбе с коварным врагом. Даже сам воздух в мире был пропитан милитаризмом. Все готовились и вооружались, только простого человека ни кто не спросил, нужно ли ему покидать свой дом, семью и погибать в чужой стране.
***
А тем временем вдалеке от стрельбы и взрывов, в мягком кожаном кресле потягивая сладкий дымок папироски, сидел Мурзан Маут в своём уютном кабинете. С абсолютно спокойным взором лидер рассматривал пёстрые заголовки газет Гетерского союза и Фавийской империи, где-то он даже помечал карандашом особо интересные статьи и заголовки вражеской прессы. Для него не было сюрпризом содержимое данных статей, Маут хорошо знал всю мощь агитационной машины медивских государств, которую порой ставил своим в пример. Раздался стук в дверь.
– Входите.– спокойно сказал Маут и обернулся в сторону двери.
В кабинет вышел мужчина тридцати пяти лет в строгом, военном мундире с генеральскими погонами. Осмотревшись по сторонам, он убедился, что кроме Маута никого нет, после чего закрыл за собой дверь.
– Здравствуй отец. Снова вражьи газеты читаешь?
– А то! Ты только послушай Маунд, что пишут обо мне мои уважаемые противники! Цитирую, газета «Гетерский вестник», статья «Мы принесем котивам свободу», «Дорогие читатели! Наконец-то свершилось! Наши власти, наконец-то осмелились покончить с кровавым тираном Мурзаном Маутом! Наши доблестные войска идут победным маршем по угнетённой диктатурой земле котивского народа. Не за горами тот день, когда сила медивского оружия, наконец-то освободит восточные народы от гнёта тирана и самодура, повсеместно наших солдат встречают как освободителей и дарят им цветы!»
– Большего бреда в жизни не слышал.– усмехнулся Маунд. – Разве, что в наших газетах!
– А вот эта статья мне понравилась больше всего, газета «Медив» называется «Последние дни тирана», читаю «В эти дни решается судьба мира! Дни кровавого тирана Маута сочтены, недолго ему осталось восседать на своём троне, вскоре, а возможно уже завтра его придадут законному суду! Мы верим, что котивские солдаты поймут своё заблуждение и отвернутся от своего полоумного диктатора, который причинил столько горя своим гражданам. Всех граждан Муринии призываем помогать дружественным войскам Гетерского союза, оказывать им поддержку и давать им приют. Наша цель не покорить вашу страну, а избавить её от кровавого тирана, чьё место на виселице…» ну и так далее. Идиоты! Ну не поверят наши люди в эту чушь! Статьи просто скопированы друг с друга! Такое чувство, что это не пресса, а крики оратора на трибуне! А ты, что думаешь, сын мой, по этому поводу?
–Ну насчёт бреда я согласен, хотя не буду лукавить, наша и их пресса не многим отличается, дело лишь в том, кто кому враг. Но меня не это тревожит. Не затягиваем ли мы с манёврами? Враг уже заметно вклинился в наши земли, за вчерашний день мы потеряли ещё две деревни, а так же армия генерала Лесо вплотную подошла к Ирку, ещё чуть-чуть и они перережут единственную дорогу в Вергию, а без их нефти мы не сможем долго вести войну. Мои солдаты ждут команды и полны решимости, они очень переживают от бездействия. А добровольцы ещё не смогли удержать ни одного пункта, они не смогут задержать всю эту армаду.
– Понимаю причину твоего беспокойства, но этот манёвр нам просто жизненно необходим. Мы могли бы и сами начать эту войну, но тогда бы мы имели против себя все силы медивов, а с основной армией вражеских стран нам не справится. Но поодиночке мы можем их перебить! Медивская армия она, как цунами, мощная и неудержимая, если ударит вся целиком, то устоять невозможно! А если вместо цунами лишь маленькие волны, то их куда легче обуздать! Армия Гетерского союза вторглась на наши земли, они так легко продвигаются по ним, что им начинает казаться, что так и будет. И естественно победу над нами они хотят одержать в одиночку. Гордость же никому не чужда. Но их огромная армия рассеялась на наших землях, солдаты увлеклись грабежом и насилием над мирными гражданами, они уже не ждут от нашей армии удара. Их коммуникации растянулись, а снабжение отстаёт от передовых частей. Лесо мчит, как скаковая лошадь вперёд, оставив армию осторожного генерала Миоха позади, они словно безмозглые бараны идут в нашу ловушку. А добровольцы делают свое дело. Гибнут за родину. Ты сын знаешь своё дело, твоё дело ждать приказа и как он поступит, ударишь Лесо во фланг, а Тарма пойдёт в лоб.
– Лишь бы все прошло, как ты говоришь! А то наши союзники могут отвернуться от нас!
– Побереги политику для меня Маунд, а твоё дело бить врагов по команде и не раньше.
– Да бить то мы их готовы хоть сейчас, но с каждым днём все тревожней и тревожней, Тарма дурак, я ему не доверяю, он славолюбив и жаждет орденов и титулов, я бы ему не доверял, командовать наступлением по направлению Аппора, есть и другие генералы.
– Тарма хоть и дурак, но воевать умеет, ему многое удалось в подавлении мятежа в Вергии, методы его противоречивы, но главное цель. Он свяжет основные силы Лесо в Аппоре, а ты ударишь во фланг. А ваши личные разногласия с ним, должны оставаться в стороне.
Маунд налил себе чая и, взяв фарфоровую кружку в руку, присел на диван. Его очень тревожило промедление, он предпочёл бы прямо сейчас вступить в бой, ибо был горяч и молод. Но, несмотря на молодость его дома, ждали двое сыновей, которые очень скучали и любили своего отца. Волей несправедливой судьбы у этих детей был только он, мать покинула их чуть больше года назад от болезни. Эта потеря тяжело далась Маунду, после смерти жены, он стал хмурым и неразговорчивым, а весь мир сузился для него всего до двух человек, его детей. Доверительные отношения у него были и с отцом, который всегда мог выслушать и поговорить на личные темы, Мурзану была знакома потеря близкого человека, так как сам пережил в детстве потерю отца, который до сих пор являлся к нему во сне.
– Как твои дети, Маунд? – присев рядом, спросил его Маут.
– Скучают, остались с няней. Мама-то приходить будет к ним?
– Обязательно, что ей ещё делать-то? Не войной же заниматься? Баб в такие дела пускать нельзя, они всё наперекосяк пустят. Пусть лучше с внуками возиться.
– Это да, мама она женщина простая, ей все твои войны и реформы, что пустой звон. Ей семья и уют нужен, угораздило же её с тобой связаться, дома не живёшь, страну от врага спасаешь и прочими мировыми делами страдаешь. А ей это даром не нужно, если бы не я с Мау, то давно бы тебя бросила. До сих пор не понимаю, что свело вас вместе.
– Я тогда молод был, красив, решителен, не было ещё этого шрама на пол лица. В то время я был командиром роты ополчения Ульяна, а в её деревню мы зашли для пополнения запасов воды, она нас и встретила, приютила и накормила. А потом мы ушли. Я год потратил, что бы найти её вновь, запала она мне в душу. Она тогда была такой юной и хрупкой, влюбились и поженились, не имея за плечами ничего. Она скиталась за мной по всем гарнизонам, пережила со мной все войны с Катаканом и поддерживала меня во всех начинаниях в Муринии, если бы не она, я бы давно сломался, сдался бы. Но она не дала.
– Моя Нера, тоже терпела меня во всём, жаль, что так получилось.
– Судьба даёт и отбирает, сын, главное у тебя остались дети. Я ведь тоже люблю своих внуков.
– Кстати, как там Мау поживает? Я с ним уже пять лет не виделся.
– Не знаю, он меня ненавидит, я пару раз выходил на него, но он считает меня сволочью. Звонить, не звонит и в гости не заезжает, разведка докладывает, что он обосновался в городе Гданос, живёт и радуется. Даже с матерью не общается.
– Дело его, отец, но я бы за ним приглядывал, он хоть и мой брат родной, но в голове у него твориться неладное, приглядывай за ним и его окружением, вокруг него всегда вились медивы.
– М-да, у лидера нации, младший сын предатель, некрасиво бы получилось.
– Красиво либо нет, но приглядывать за ним нужно, кабы ничего не натворил.
– Вот скажи мне Маунд, я вас, что, воспитывал как то по-разному? Или любил не одинаково? Почему Мау стал таким? Я ведь пытался идти с ним на контакт, а в итоге? Враг. – разочарованно молвил Маунд, искренне не понимая, почему так вышло.
– Дело не в воспитании, отец, дело в нём. Он не воин как ты и я, он как котёнок, что клубком играет, когда остальные, за территорию, другим котам уши рвут. Он будет всегда против тебя, в его голове ты стал образом всего плохого, не надейся на его доброту, а лучше следи за ним. Я бы сделал так.
Маунд и Мау, росли не дружно и со времён глубокого детства враждовали, Маунд рос боевым и драчливым мальчишкой, он всегда был лидером и в школе и в училище. У него было много друзей и подруг. Чего нельзя было сказать о Мау, он был молчаливым и спокойным ребёнком, учился хорошо, но всегда был под присмотром учителей из-за излишней скрытности. В старших классах он увлёкся чтением книг и вскоре погрузился в них с головой. Мурзан старался воспитывать сыновей как солдат и будущих защитников, с Маундом получалось, с Мау не выходило вовсе. Младший сын испытывал ко всему военному отвращение и не имел интереса к физическим упражнениям, в силу чего рос вялым и болезненным ребёнком. Когда Мурзан объединил котивские княжества и создал Муринию, где начал гонения на медивов, отношения между братьями ухудшились окончательно. Маунд всецело поддерживал отца и помогал создавать новую армию, а Мау, постоянно обхаживал кабинеты больших чинов и требовал прекратить репрессии и примирения с медивами, считая милитаризацию страны большой бедой. Мурзан не мог репрессировать собственного сына, боясь потерять поддержку народа, но и терпеть его выходки уже не было сил. И тогда он потребовал от него добровольно покинуть столицу и жить на полном государственном обеспечении в любом другом городе, после долгих конфликтов и окончательной ссоры Мау покинул главный город и порвал все отношения с семьёй. Не смотря на все конфликты, отцовское сердце очень переживало за сына и Мурзан так и не смог смириться с расставанием и размолвкой, то и дело он пытался наладить отношение с Мау, на что получал непременный отказ.
***
А тем временем эшелон с добровольцами уже пересёк пол страны и приближался к Ирку, машинисты видели в свои окна этот хмурый, неприветливый город. Сотня панельных, серых домов с облезлыми стенами и тёмными окнами. Средь мрачных строений высилась высокая телевышка, похожая на остриё меча с ровными гранями стен. По всей видимости, её уже зацепило снарядом, так как северная часть была в трещинах, а на трёх этажах окна закоптились от пожара.
Даже издалека было видно, что город уже не раз подвергся налёту медивской авиации, многие дома были повреждены и частично разрушены. Но, не смотря на это основная ценность, то есть вокзал и железнодорожная развязка, были целыми. Сильно досталось именно центру города, откуда до сих пор валили клубы чёрного дыма. Ничего не радовало глаз в этом городе, сплошная серость и печаль.
Было раннее утро, когда поезд прибыл на вокзал города Ирк, вся площадь которого, была забита солдатами. Солнце только всходило, его утренние лучи, слабо согревали остывшую за ночь землю, стоял лёгкий туман, в воздухе пахло влагой и дымом. Сонные полковники, без какой либо радости и восторга стояли на перроне, ожидая разгрузки поезда. Ответственные за оборону города были полковник Арт Атир, пожилой железнодорожник, мало понимающий в боях, но разбиравшийся в поездах, что было бесполезным знанием в нынешних условиях и полковник Фрол, так же немолодой офицер пехоты, который за свою долгую жизнь ни разу не был на войне. Они не возлагали на это подкрепление ни каких надежд, более того они считали этот сброд «подрывающим фактором» Иркской обороны ибо «воевать не умеют, а воровать умеют», хотя в этом городе воровать было нечего. В распоряжении Иркского гарнизона было всего пять тысяч солдат и офицеров, многие из которых в мирное время обслуживали железнодорожные пути и развязки, к тому же у них в распоряжении было около тысячи добровольцев из местного населения. Ополчение было самым плохо вооружённым подразделением обороны, у большинства на руках были охотничьи ружья либо вовсе ножи да топоры, но не смотря на это они являлись, безусловно, самым мотивированным подразделением. За их спинами стояли их дома, а в сорока километрах от Ирка стоял лагерь беженцев, в которых голодали их жены и дети. Но, не смотря на это, силы обороны были несравнимо скудны по сравнению с наступающей армадой медивов, всего шесть тысяч солдат и офицеров, гетерцев на этом участке было в тринадцать раз больше. Собственно даже генерал Арт Атир не строил ни каких надежд на победу к тому же он знал, для чего они нужны, победы от них не просило даже командование, лишь только продержаться пару дней, до начала наступления. А на несколько сотен добровольцев, бывших заключённых, надежды не было вовсе никакой, им были не рады.
– Лучше бы пару танков привезли, чем этих ненормальных и отморозков!– с презрением сказал Арт Атир окинув взором эшелон, из вагонов которого начали сгружаться новоиспечённые защитники Ирка.
– Ну хоть какая то помощь из центра, – промычал полковник не подымая глаз, – хоть так, чем совсем ничего.
– Армия до сих пор не вступает в бой, а медивы уже своими сапогами наши земли топчут. Когда Маут одумается то! Мы так всю страну просрём, мать его.
– Это не наша обязанность думать, товарищ полковник. Мы должны исполнять приказ.
– А ты, когда, Фрол, умным-то таким стал? Или уже не терпится голову сложить во имя Муринии?
– Голову сложить во имя родины я всегда готов. – ответил тот, не поворачиваясь.
Пополнению ни кто толком и не радовался, все ждали регулярных частей армии, а не добровольцев из лагеря. Приняв подмогу, полковник Атир кратко довёл им обстановку, не церемонясь в выражениях. После переклички и проверке вооружения, велел выдвигаться на северо-западный рубеж обороны.
Рота, в которой служила Китти, заняла оборону в цветущем саду Иркского парка отдыха, что располагался на окраине города на берегу небольшого пруда. Во всём сером Ирке не было места красивей и приятней, зелёная сочная трава, цветы и деревья, всё здесь располагало к отдыху, но не к войне. Но суровая судьба, покрыла цветущий парк шрамами окопов и блиндажей. Китти копала траншею наравне со всеми. Солнце уже припекало и становилось невыносимо жарко и тяжело, махать лопатой, солдаты разделись по пояс и обмотали майками головы. Лейтенант Лина же не могла позволить себе таких вольностей, хотя в тот момент её меньше всего заботили моральные аспекты. Тем не менее, Китти терпела, понимая, что в мужском коллективе девушке нужно вести себя скромнее. Её окоп проходил на месте бывшей клумбы, бордюры пошли на бруствер, как и брусчатка с тротуаров, а вот цветы лейтенант собирала в букет, да и неравнодушные сослуживцы дарили ей смешные букеты, благо цветов на передовой хватало. Девушка и на войне девушка и в каких бы условиях она не была, хоть в грязи среди солдат, хоть на вечере с друзьями, тяга к прекрасному в девичьем сердце всегда сильнее, чем в мужском.
Китти до сих пор не осознавала, куда занесла её судьба злодейка, и понятие война в её голове укладывалась в те идеологические представления, что несла муринская пропаганда. Хоть последние года из всех газет и телевизоров только и говорили, что о злобном и коварном враге, который мечтает поработить котивов, наступление медивской армии оказалось неожиданным для многих муринцев. Войну всегда представляли, каким-то заграничным, победным походом, в котором будут сражаться элитные части армии, но правда оказалась мрачнее, сапоги гетерцев топтали родные земли. Горели города и деревни, гибли мирные люди, а на передовой противника встречали испуганные до смерти ополченцы и добровольцы. Китти понимала, не будь этого Марта и капитана Зита, суда и всего прочего, то даже в условиях войны, она бы сидела в теплом кабинете с чашкой, ароматного чая в руке и перебирала бы свежие бумажки. Но всё случилось так, как и должно было случиться, и уже было не важно, что это, воля случая либо суровая судьба. Теперь реальность Китти была здесь, среди добровольцев и окопов. Всё это стало явью, хотя раньше могло быть лишь ночным кошмаром. В строгом обществе муринских котивов не было пощады и жалости ни к кому, весь народ был в равных правах и обязанностях. В том числе и к женщинам котивикам, которых призывали на службу в армию наравне с мужчинами. Спустя многие годы ряд воинских профессий, стал буквально закреплён за прекрасным полом. Это были и санитарки и связистки, много женщин было и среди войск ПВО, а так же большинство должностей писарей, телефонистов и других были заняты девушками и женщинами, а иногда они служили и в пехоте и даже в авиации. И именно поэтому Китти ни кого не удивляла, а суровые законы службы отбивали желание приставать к ней, либо к другим девушкам.
Весь день прошёл в работе. До поздней ночи сооружалась линия обороны, которая опоясывала весь Ирк, было выкопано множество окопов, блиндажей, дзотов и прочих сооружений. Ротный был доволен своей ротой, которая поработала на славу, и вечером выдал всем двойную норму пайка. У солдат, можно сказать, был пир.
Столовая была произвольной, рота ужинала в помещении бывшего продовольственного магазина, который видимо был заброшен ещё до войны, внутри было довольно грязно и неуютно. Но всё же даже в нем ужинать было куда приятней, чем в окопе. На ужин была каша с мясными консервами и куском чёрного, свежего хлеба, который пекли те же повара, что кормили солдат. Буквально несколько месяцев назад, Китти бы не осмелилась давать это мутное варево своей кошке, которая явно бы отвернула морду от резкого запаха, но теперь ела сама. Более того, ей нравилась эта каша, она была горячей и сытной, к тому же она ела за столом, что в нынешних условиях уже было большим счастьем. Запив ужин кружкой горячего чая, Лина пошла на свой пост, ей предстояло дежурить этой ночью на дозорном пункте, месте с тремя часовыми из своей роты. Выйдя из помещения бывшего магазина, девушка постояла пару минут на улице, вглядываясь в вечернее небо. Мимо прошла молодая девушка в серой форме с белой повязкой на руке, из-под её кепки свисали длинные, кудрявые волосы, которые показались Китти знакомыми.
– Кудряшка, ты ли это? – окликнула она её.
Девушка обернулась и испуганно оглядела Лину, это действительно была та самая кудряшка, что издевалась над ней в лагере.
– Привет, Китти. – сухо ответила та.
– О, а ты моё имя знаешь? А почему не подстилка? Или как вы меня там называли с Литой?
– Прости меня, Китти, я дура, я не ищу себе оправдания. Можно я пойду? – бубнила Кудряшка себе под нос, стараясь не подымать взгляд.
– Да ладно тебе, я не собираюсь сводить с тобой счёты, смотрю, в санитарки подалась.
– Меня ни кто не спрашивал, сказали на распределителе, что буду в санчасти, я и не возражала. А ты офицер смотрю, лейтенант, как и раньше.
– Меня то же ни кто не спрашивал.
– Я не знаю, что мне делать если придётся. Я ничего в медицине не понимаю. Я на это не училась.
– Ну да, ты в другом деле специалист.
– Прошу тебя, не распространяйся об этом, пожалуйста, а то мне нелегко придётся. Не будь дурой вроде меня, я прошу тебя. – взмолилась девушка, так и не решаясь смотреть Китти в глаза.
– Успокойся, я буду молчать, мне всё равно, что у нас было в прошлом, я не злопамятная, хотя может и зря. Но всё же смолчу. Думаю, нам всем будет нелегко. Так, что давай не будим конфликтовать пока с тобой.
– Спасибо, кстати, меня Рета зовут…
– Будим знакомы. Ладно, Рета, иди по своим делам, я тебя не держу.
– Пока Китти.
Кудряшка молча отвернулась и пошла дальше, стараясь не оглядываться. Видимо ей и вправду стало стыдно за своё поведение. Рета была из тех девушек, что чувствовала себя уютно рядом с лидером и держалась с теми, кто имел авторитет, в лагере это была Лета, здесь же ни кто не обращал на неё внимание. От того она стала тише воды и ниже травы. Кудряшка понимала, что война совсем не та среда в которой ей уютно и от того боялась всех и всего, даже «Китти офицер» была для неё угрозой.
А тем временем Китти собралась идти на пост, как неожиданно её окликнул, чей то тихий, мужской голос. Девушка обернулась и увидела ротного, что стоял в нескольких метрах от неё, опираясь спиной на стену столовой.
– Добрый вечер, лейтенант.
– Добрый, товарищ капитан.
– Знакомая? – кивнув в сторону уходящей Реты, спросил он.
– К сожалению, да, знакомая.
– Все, кроме неё, знают, что она шлюха, только мараться не хотят, хоть здесь и бывшие преступники и сброд всякий, но должную дисциплину бойцы всё же держат. Только вот слухи, как в женском коллективе всё равно расходиться.
– Интересно, что про меня говорят? – удивлённо спросила Китти.
– Всякое, но ничего, что порочило бы ваше доброе имя и лейтенантские погоны. Давайте прогуляемся, познакомимся по ближе. А то вы мой заместитель, а я о вас ничего не знаю, да и вы про меня тоже. Не сочтите мои действия за формальность, но вы в моей роте единственный адекватный человек.
– А почему бы и нет, погода хороша, а я уже давно не гуляла вечером в компании молодого человека. – улыбнувшись, ответила Китти.
Они пошли по пустынной улице Ирка, заходившее солнце светило уже из-за горизонта, а дома отбрасывали мрачные, длинные тени, в небо то и дело взмывали сигнальные, белые ракеты. Кругом стояла жутковатая тишина. Был конец лета, вечер был прохладен. Ротный закурил сигарету и молча оглядел позиции своей роты, на которых лениво копошились добровольцы.
– Говорят, вы раньше служили при штабе. – спокойно молвил он.
– Да, было дело.
– Как получилось, что вы оказались здесь, среди этого сброда?
– Ну, думаю, вам уже поведали о моей глупости. Я помогла медиву, который оказался террористом, а может и не оказался. Короче говоря, осудили меня за помощь врагу.
– М-да, нелепо.
– Всякое бывает, а с какой целью, вы интересуетесь? Если не секрет.
– Да ни с какой, просто болтаю, хотя болтун из меня никакой. Я человек молчаливый и не очень люблю разговоры, но иногда и мне необходимо поболтать. Стресс снять, да и о вас узнать побольше, всё таки одной ротой с вами командуем.
– Вам страшно?
– Честно говоря, немного да, мне сообщили, что вражеская армия уже на подходе и завтра утром они доберутся до Ирка, а я понимаю, что нам их не удержать. Я патриот, но, что толку от моего патриотизма? Толку ноль если в подчинении у тебя стая преступников, большая часть которых плевать на меня хотела. С такими людьми нам не устоять против медивов.
– Товарищ капитан, не хороните нас раньше времени, все ещё впереди.– попыталась подбодрить его Китти, хотя понимала, что он прав, даже очень прав.
– Вы не думайте, что я паникую, нет, я готов умереть за свою страну, что завтра скорей всего и произойдёт, дело просто в том, что не хочу умирать глупо. Да и не думал, что воевать придётся бок о бок с преступниками.
– Товарищ капитан, как вас зовут?
– Керм.
– Керм, вы вроде бы поговорить со мной хотели, узнать меня получше, а не о патриотизме разговаривать. Этих разговоров мне в академии хватило. Страшно и мне и всем добровольцем, но помирать мы не торопимся. А вы очень даже приятный мужчина. У вас есть семья?
– Есть. Жена, детей пока нет, но планировали, уже третий год вместе, а вы? Вы замужем? – По-дружески говорил Керм, не смотря на свою собеседницу.
– Нет, у меня никого нет, я как пошла по карьерной лестнице, так на личную жизнь и наплевала. Дома только кошка осталась, и то вряд ли она там ещё живёт, мой дом уже, наверное, отдали какому-нибудь другому офицеру! Который террористов не укрывает.– сказала Китти и рассмеялась.
– А я так и не дождался служебного жилья, сказали, отслужишь лет пять, а потом и подумаем, а пока рановато. У нас вообще сложновато с этим делом, живем с женой на квартире её брата, пока тот в командировке на севере. Сейчас наверно к маме переехала. Надеюсь, если убьют, то хоть квартиру как вдове выделят.
– Ну, опять вы помирать собрались! Вон гляньте, сколько домов брошенных, в любой заезжайте и живите. В Ирке сейчас жильё дешевле всех в стране! Только вот фронт близко.
– Шутите, Китти! Нет, на фронте я бы не согласился жить точно. Прилетит бомба, и нет дома. Живите ка вы сами здесь! И давайте не будим о войне, вы лучше скажите, любите ли вы кого-нибудь, есть ли паренёк какой-нибудь на примете, что ждал бы вас?
– Нет, ни к кому я подобных чувств не испытывала уже давно, да и некогда, сейчас так тем более, когда любить-то? Да и кого? Одни преступники вокруг! Одни вы нормальные, и то уже женаты.
– Ну да, я уже давно занят! Но не отчаивайтесь, мне кажется, вы переживёте завтрашний день, а после него ваша жизнь должна измениться.
– Откуда если не секрет?
– Птичка прилетела и напела мне это, не грустите Китти, всё у вас будет хорошо, девушки не должны воевать и погибать!
– Откуда же прилетела птичка такая? Надеюсь от самого Маута, а в клюве помилование мне принесла.
– А вот это уже государственная тайна!
Они долго разговаривали, шутили и смеялись, не смотря на то, что ротный-то был не из разговорчивых, да и Китти все последние месяцы была замкнутой.
Их беседу прервала длинная автоматная очередь, что словно гром, озарила округу. Кто-то увидел в дали сумерек, среди кустарника и травы нескольких человек. Ни кто не стал разбираться враг или нет и в следующее мгновение в небо взмыла яркая световая ракета, что осветила округу ярким светом. Солдаты увидели в трёх сотнях метров от переднего края отряд из дюжины солдат с автоматами и винтовками, сомнений не было это были гетерцы, по всей видимости разведка. Последние сомнения отпали, когда в сторону позиций муринцев полетели пули, тогда началась беспорядочная стрельба из всех орудий, добровольцы нещадно поливали свинцом врагов из автоматов и пулемётов, пару раз стрельнули из ручных гранатомётов. Началась неразбериха.
Пока ротный добежал до окопов, все разведчики уже полегли, он только успел наорать на стрелков.
– Вашу мать! Придурки, прекратите стрельбу, вы все патроны так истратите! Немедленно прекратить, я сказал прекратить!
– Но товарищ капитан, это же медивы! – сжав в руках автомат, бормотал испуганный до смерти доброволец.
– Да знаю, что это медивы! Но их там не больше двух десятков! А вы палите, словно на вас дивизия идёт, патроны жалеть нужно. Тем более мы выдали сами себя, завтра нас с землёй перемешают, благородя вам, придурки.
Роте было отведено не так много боеприпасов, и каждый патрон был на счёту. Теперь все поняли, что враг уже поблизости и от того становилось жутко. Керм собрал группу из нескольких бойцов и отправился к уничтоженному отряду разведчиков, оставив Китти за командира. Бран пошёл с ротным.
Капитан был прав, это были разведчики гетерцы, их было всего четырнадцать, все были уже мертвы. Некоторые были просто изрешечены пулями, муринцы собрали у них оружие, нашли точные карты местности и ещё какой-то странный предмет, похожий на рацию. Керм поднял её с земли и начал разглядывать.
– Товарищ капитан, я бы на вашем месте разбил эту хренотень. – остерёг его Бран. – Я встречал такие, они отслеживают место нахождения разведчиков, они теперь точно знают, где погибли их бойцы, а если возьмёте её с собой, то артиллерия ударит по вам как по мишени. Скорей всего они успели нажать тревожную кнопку. Пора сваливать отсюда, пока нас не накрыли снаряды.
– Я думаю, ты прав, пора уходить, оружие заберём с собой, оно нам пригодиться. Ты же ветеран Бран?
– Так точно, воевал.
– Пригляди за Китти Линой, в случае чего защити её.
– Товарищ капитан, я уже давно за ней приглядываю. Не беспокойтесь, сделаю всё возможное.
Забрав всё оружие, муринцы пошли на свои позиции, где их уже ждал полковник Арт Атир, он был в ярости и поливал добровольцев бранными словами, сравнивая их со стадом баранов. Китти пыталась хоть как-то оправдать действия своей роты, но всё было тщетно, генерал был в ярости.
– А вот и ваш ротный явился! Объясните мне, что у вас тут произошло? – гневался Атир.
– Уничтожили отряд гетерских разведчиков в количестве четырнадцати человек. В роте потерь нет.
– Что за идиотская пальба? Почему так глупо тратятся патроны? Или у вас их много?
– Товарищ генерал, что вы хотите от людей, большая часть которых впервые держат оружие?
– А вы-то здесь для чего, капитан? Вы в ответе за своих бойцов, и не просите у меня патронов во время боя, у меня их нет! Справляйтесь сами, медивское оружие можете оставить себе.
Керм сам плохо понимал, что и как нужно делать на войне, за его плечами кроме Академии ничего не было, он умел стрелять лишь по мишеням и то, если быть честным, стрелял не очень и имел плохую оценку по огневой подготовке. Предстоящее сражение его пугало не менее, чем его бойцов.
Ночь прошла в тревожном ожидании, отряд медивских разведчиков видимо и вправду успел доложить о боестолкновении по приёмнику и уже, спустя пару часов, над Ирком кружился разведывательный самолёт противника. Зенитки, что имелись у защитников не могли сбить наглеца и тот, покружив над городом около часа, улетел восвояси, разузнав перед этим позиции обороны.
Командующий обороной города генерал Атир приказал всем подконтрольным войскам занять оборону, а главное ждать противника. Напряжение нарастало, люди начали паниковать, несколько человек покончили с собой и ещё с десяток под покровом ночи дезертировали, бросив свои посты и бежав, кто на восток в тыл, кто к медивам. Всё это действовало не на пользу обороне и многие начали поддаваться страху и панике. Мало кто верил в победу над врагом, а подкрепления ещё ни кто не видел, да и надеяться на него уже перестали, защитники начали думать, что их принесут в жертву, как в древности приносили жертвы богам.
С запада веяло страхом.
Наступило утро, солнечный диск медленно восходил над горизонтом, сонные солдаты шатались по окопам в слабой надежде на ещё один мирный день. Но этому было не суждено сбыться, с запада раздался слабый гул, который нарастал с каждой минутой. Не все сразу поняли, что происходит, но бывалые ветераны сразу смекнули, это летели медивские тяжёлые бомбардировщики, огромные птицы из железа, несущие в своём брюхе сотни тот смерти, что вскоре должны были полететь на головы защитников Ирка. Вскоре, в ясном, утреннем небе появились очертания десятка страшных крылатых монстров в сопровождении нескольких истребителей. Бомбардировщики летели не спеша и важно, будто заранее знали о своей безнаказанности. При виде, надвигающейся угрозы, в рядах оборонявшихся, началась паника и истерия, кто-то зарывался в землю, кто-то истерично кричал, некоторые бросили оружие и побежали прочь с позиций, надеясь сбежать от предстоящей бомбёжки. Керм, как вкопанный стоял и смотрел в небо, руки его дрожали к горлу подступил ком. Его солдаты начали покидать позиции, всё это творилось, пока один из офицеров другой роты не пристрелил из пистолета двоих дезертиров и не пообещал сделать то же самое с Кермом, если тот не наведёт дисциплину в своей роте.
– Слушай мою команду!– заорал ротный. – Всем покинуть позиции, укрыться в блиндажах, окопах, прячьтесь туда, где вас не зацепит осколками ибо от прямого попадания бомбы вас не спасёт ничего!
Солдаты в паники попрыгали в окопы и блиндажи, кто-то истерично начал зарываться в землю, порой казалось, что люди готовы зубами грызть песок, лишь бы спастись. Китти же укрылась в блиндаже вместе с ротным и ещё пятью солдатами. Из блиндажа было хорошо видно, как десяток самолётов с рёвом приближались все ближе и ближе.
– Они наверняка не знают, что здесь пара тысяч жалких бандитов и добровольцев. Иначе бы не тратили столько сил на нас. – пробормотал ротный, с ужасом глядя в даль.– Мы при виде одних только самолётов то обделались как детишки, а что будет, когда они нас с землёй равнять начнут?
– Скоро узнаете, товарищ лейтенант, – ехидно подметил один из солдат.
Вскоре гул самолётов раздавался уже над головами солдат и в следующее мгновение послышался истошный свист, бомбы полетели вниз. Одна за другой, они падали на землю впиваясь в неё почти на всю длину, после чего происходил мощный взрыв, сотрясающий округу. Китти никогда раньше не видела такого ужаса, самолёты нещадно скидывали весь боекомплект, на город, дома, даже очень высокие тут же разлетались на части. Одна бомба угодила совсем недалеко от блиндажа прямо в окоп, огненный столб взмыл в небо, тонны земли раскидало по сторонам. С десяток солдат умерли мгновенно, а их останки посыпались на головы других кровавым дождём.
– Они не дадут нам ни единого шанса,– еле слышно прошептал ротный, опустив печальный взор.
Авиация медивов славилась своими тяжёлыми бомбардировщиками, которые за один налёт могли сровнять с землёй небольшой город. Одни бомбы, словно кроты вгрызались в землю и уничтожали все оборонительные сооружения, другие же огненным вихрем выжигали всё в округе.
Бомбардировка продолжалась около получаса, за эти трагические минуты город был практически уничтожен, были разрушены почти все дома, перепаханы огромными воронками многие позиции, в которых навечно остались лежать сотни бойцов ополчения и добровольцев. Защитники были деморализованы и боялись показать нос из своих укрытий. Кругом были пожары, разрушения, а медивы не потеряли ни одного самолёта.
Ротный так же дрожал от страха, боясь высунутся из блиндажа. Вся его отвага и смелость, что он проявлял, будучи студентом военной академии, пропала в тот миг, когда первый снаряд сотряс землю. Все и так знали, что сдержать натиск им не удастся, но в момент бомбардировки все страхи проявились наяву.
– Товарищ лейтенант!– крикнула Китти ротному. – Вы должны вернуть людей на позиции иначе все пропало!
– Да я должен…
– Так действуйте! Медивы вот-вот начнут атаку!
Ротный, с дрожащими ногами сжимая автомат так сильно, будто бы врастая в него, выбрался из блиндажа и закричал:
– Всем вернутся на позиции! Всем на позиции! Ждём вражеского наступления!
Китти так же выбежала из укрытия и, сняв свой автомат с предохранителя, заняла позицию в окопе, в котором было пятеро человек. Все вокруг было перепахано и выжжено, кругом лежали трупы, но она пыталась не смотреть на них. Страх пробирал её до самых костей.
«Вот она, настоящая война, людей здесь нет и личностей то же, никому не нужны твои стремления и цели, никому не нужна твоя никчёмная жизнь, которую может оборвать шальная пуля, либо, прилетевший в затылок осколок. На войне все люди превращаются в мишени, и кому-то везёт больше, а кому то нет. Сегодня в числе неудачников я, а точнее мы все, заложники города Ирк, о котором раньше никто из нас не знал. А так хочется жить, только ради чего не знаю, а жить то все равно охота! Очень охота! Надеюсь мне повезёт и я увижу сегодняшний закат.» – размышляла Китти смотря в даль, где холмы густо прорастали кустарником и травой.
Час ожидания показался котивам вечностью, за это время над их головами промчались несколько лёгких самолётов разведчиков.
Вскоре кто-то заорал во все горло.
– Медивы! Медивские танки!
С западных холмов, ползли десять неуклюжих, медивских танков, выкрашенных в защитный цвет, позади них прячась за бронёй, шли две сотни солдат. С южных холмов спускались уже пятнадцать броневиков и около пяти сотен бойцов гетерской армии.
– Началось. – Буркнул Керм и дрожь затрясла его руки с новой силой.
Танки ползли медленно, их грозные башни с торчащими пушками глядели в сторону испуганных котивов, их гусеницы перепахивали землю словно плуги. Медивские солдаты шли так же аккуратно и не спеша, видимо они и не сомневались уже встретить живых или способных дать отпор солдат противника.
На позицию прикатили одну противотанковую пушку, её с трудом волокли семеро потрепанных и израненных артиллеристов, ротный оглядел их и, не сдержав ярость, закричал на них с неприкрытой злобой в голосе.
– У нас тут одни трупы! А на нас прёт вся медивская армия! И вы приволокли только одну пушку с семью калеками? Неужели на других концах обороны пушки нужнее? Нас сейчас в фарш перекрутят! Сволочи!
– Слушай офицер,– сказал парень с окровавленным бинтом на голове,– рот свой поганый закрой. Мы приволокли то, что осталось от всей батареи, остальные пушки уничтожены, а артиллеристы убиты, так что, большего мы дать вам не можем! А если ты ещё раз крикнешь на моих людей, я прикажу пушку тащить обратно, а сами будите фиги медивским танкам показывать.
– Прошу прощения, я не знал,– виновато сказал ротный.
– Да иди ты со своими извинениями, лучше своих солдат организуй, а то половина убежала уже. Пока мы пушку сюда катили, человек двадцать в панике бежало на восток, побросав оружие.
– А это не ваше дело.
– Наше не наше не мне решать, а вот то, что ты плохой офицер и так видно, не зря тебе отбросов доверили.
Спор прекратился, на позицию приехал автомобиль командующего обороной. Полковник Атир выпрыгнул из машины и тут же оглядел взором приближавшиеся танки противника. После чего быстрым шагом подошёл к ротному.
– У вас сколько человек осталось?
– Полсотни, не больше, часть погибла, часть разбежалось.
– Дурдом! Дезертиры есть во всех ротах! Но в вашей больше трусов чем покойников! Стреляйте всех, кто посмеет покинуть позиции, а по врагу пока огонь не открывать! Даже если они начнут стрелять по вам! Подпустите их на расстояние броска гранаты! Они думают, что нас здесь не осталось. Так что если начнёте пальбу раньше времени, то они вас издалека танками перебьют! А вы ротный, смотрите мне, если хоть один солдат ещё позицию бросит, стрелять буду я. Вас! Как предателя! Уяснил?
– Так точно!
– Сопляк! – презрительно бросил Атир и пошёл в сторону машины.
Керм, проводил взглядом полковника, он понимал, что с дезертирством, нужно бороться, но убить просто так человека он не мог. Ему пришлось довольно быстро проходить школу мужества. К тому же война в книжках ему виделась совершенно другой.
А враг тем временем приближался все ближе и ближе, уже без бинокля можно было разглядеть знамёна на бортах медивских броневиков. Все понимали, с минуту на минуту начнётся огненная буря. И она началась.
Как только вражеские отряды приблизились на положенное расстояние, вся котивская оборона разом открыла огонь. Гранаты полетели в сторону танков и солдат, Китти, нацелив автомат на скопление медивских солдат, нажала, что есть сил на курок и гильзы со звоном полетели на землю. Она увидела, как двое из них упали на землю, после чего нырнула в окоп и задрожала. Кругом стоял невообразимый шум стрельбы и взрывов, танки нещадно равняли с землёй первый ряд окопов, зарывая в них заживо котивских солдат. Пушка успела сделать всего два выстрела, после чего её разорвало на части, прямым попаданием фугасного снаряда. Один из артиллеристов упал рядом с Китти, его тело было все истерзано и перекалечено взрывом. Девушка собралась с силами и снова выглянула из окопа и снова сжала курок. Неожиданно перед ней со всей своей железной мощью выполз медивский танк, она встала в оцепенение, пред её глазами ревело чудовище, грозившее переехать её, но в следующее мгновение Бран сбил девушку с ног и сам лёг рядом. Упав в окоп она обхватила голову руками и со всей силы заорала от ужаса, танк, не заметив их, проехал прям над ними осыпав килограммами сырой земли. В следующее мгновение раздался взрыв, железное чудовище вспыхнула как спичка. Медивские танкисты повыскакивали из люков, но их тут же скосил пулемётный огонь.
Китти выбралась из земли, вся чумазая. Подняв голову, она увидела, что противник не может пробиться сквозь оборону и, отступив, ждет, когда подойдёт вторая бронетанковая группа. Вся позиция была перепахана и усеяна трупами, только рядом с ней лежало семеро мертвецов, двое из которых были медивами. Бран так же не пострадал, отряхнув с себя землю и сплюнув, он улыбнулся девушке грязными зубами и похлопав по плечу, сказал.
– Не пытайся в следующий раз стрелять глазками в танк, с ними это не проходит. Хотя глазки у тебя, что надо!
– Я испугалась, спасибо тебе, если бы не ты…
– Если бы не я, то не я, не забивай себе голову. Ты не ранена
– Нет. Медивы отступили?
– Ненадолго, сейчас опять начнут, держись рядом. Где Керм?
– Не знаю, я ничего не знаю!
– Слёзы вытри и держись рядом, всё будет хорошо, если вытащу тебя из этой задницы живой, то с тебя поцелуй. В щёку конечно! Я ж тебе как-никак в отцы гожусь!
– Хоть десять! Мне бы твоё спокойствие, Бран.
Они вдвоём начали перелазить из уничтоженной первой линии окопов сразу в последнюю, кругом были трупы, обороны почти не было, парк был перемолот, деревья скосило взрывами. Медивские танки вели беспорядочную стрельбу, строчили пулемёты и гремели взрывы. Рота Керма уже почти полностью полегла, оборону держали подоспевшие на выручку ополченцы Ирка. Они прикрывали отступавших добровольцев, которых осталось не больше десятка. Среди них был и сам ротный, испуганный и контуженный. Он полз, прячась за поваленными деревьями, ополченцы нещадно поливали врага огнём, но ответный огонь был несравнимо сильнее. С востока города уже двигалась на подмогу рота иркского гарнизона.
Бран посадил Китти в укрытие, около развороченного взрывом фонтана и, подняв с земли автомат, дал его ей. Оружие было в чей то крови и девушка испуганно отбросила его в сторону. Бран поднял его вновь и обтёр его своим рукавом, после чего вновь вручил его Китти и, отругав её словно ребёнка, пополз на встречу Керму.
Керм был не в себе, весь дрожал и громко ругался на всех, его лицо и руки были в крови, глаза обезумевшими. Бран взял его за локоть и начал помогать, ротный же заорал, словно сумасшедший и начал вырываться. После долгих попыток усмирить контуженого, доброволец влепил своему командиру такую звонкую пощёчину, что её услыхала даже Китти. От удара Керм немного успокоился и Бран поволок его в укрытие. Дотянув его до Китти, они принялись уже вдвоём волочить капитана в окопы ополченцев.
– Вы кто? – увидав их троих, спросил бородатый ополченец с охотничьей винтовкой в руках.
– Кто, кто! Свои, мать вашу, капитану нужна срочная помощь, он контужен и скорее всего, ранен, зовите медика. Срочно.
– Какой медик? У нас нет медика! У нас вообще не хрена нет, ждите, скоро гарнизонные подойдут. Пусть девка его осмотрит, а ты бери автомат и стреляй, пока эти суки вновь в атаку не пошли.
– С нашей роты ещё живые есть?
– Да человек пять переползло, остальные уже отмучились, медивов слишком дохрена, мы и часу не продержимся.
Китти принялась осматривать Керма, его руки были посечены мелкими осколками, раны сильно кровоточили, правая нога была прострелена на вылет в районе голени. Она порвала его китель на тряпки и принялась перематывать его руки, капитан же бредил и нёс несвязную чепуху, про жену и дом.
– Терпите, пожалуйста, терпите, всё будет хорошо, Керм. Я вам помогу, вы вернётесь к жене, только терпите. Вы не сильно ранены, я перевяжу вам раны, а вскоре подойдёт подкрепление, медики помогут вам.
– Эй девка! – крикнул Китти бородатый ополченец. – Там метрах в пятидесяти на улице лежит труп санитарки, посмотри, может у неё есть, что ни будь для твоего капитана. У него контузия, ему успокоительное нужно.
– Какая я тебе девка!? Я лейтенант, соблюдай субординацию, ополченец.
– Простите, лейтенант, но мне плевать на ваше звание, если хотите ему помочь, то бегите за медикаментами.
Китти хотела уже сгрубить дерзкому ополченцу, но собрав волю в кулак, побежала вдоль дороги, между горящими домами. Она оглядывала по сторонам, кругом лежали трупы, но санитарки не было видно. Вскоре она наткнулась на мёртвую девушку санитарку, что лежала на боку. Её тело было прошито осколками, а лицо изуродовано ожогами, но Китти сразу узнала в ней Кудряшку. Забрав у неё аптечку, она пулей рванула обратно. К тому моменту медивы немного ослабили обстрел, и Лина смогла вколоть успокаивающее Керму и должным образом обработать его раны.
Позиция ополченцев располагалась в огородах частного сектора города, их было чуть больше сотни, у них почти не осталось патронов, а подмога гарнизона, так и не подошла. По всей видимости, гетерцы прорвались с юга, со стороны леса и ворвались в город, отчётливо была слышна стрельба и взрывы в районе иркской школы. Оборона оказалась рассечена, шансов почти не оставалось и это понимали все.
К Брану подошёл бородатый ополченец, почёсывая свою рыжую бороду, присел рядом.
– Скорее всего, нам сейчас ударят в тыл, либо попрут снова в лоб, у нас нет гранат, мы не сможем остановить ни одного танка, да и патронов тоже не осталось, что делать будим?
– В плен предлагаете? – спросил, Бран, бросив взгляд на Китти.
– Они пленных не будут брать, в Аппоре всех пленных ополченцев повесили на площади, сомневаюсь, что в их действиях могло, что-то поменяться. Мне вот лично плевать, на жизнь, но девке может, повезёт. Пусть сдаётся.
– А пленниц они насилуют. – сказал другой ополченец, что снаряжал последнию обойму. – Я вам это говорю, так как сам видел, я в Аппоре был и видел всё своими глазами, медивы настоящие свиньи, мужиков вешают, баб насилуют. А по мне так лучше сдохнуть, чем дать себя трахнуть десятку грязных свиней.
Разговор прервал шквал огня со стороны гетерцев, враг пошёл в наступление. Ополченцы выпускали последние пули и готовились к рукопашному бою. Через растерзанный парк, что был усеян мёртвыми добровольцами, медленно ползли несколько танков, гетерцы шли в полный рост, беспорядочно поливая свинцом позиции ополченцев. Китти глядела на этих солдат и, сжимая автомат, старалась подстрелить хоть одного, но огонь был настолько плотным, что сложно было поднять голову. Мгновение спустя рядом с ней замертво упал бородатый ополченец с пробитой головой. Бран схватил её за руку и прижал к себе.
– Китти, дорогая моя, милая девочка, слушай меня и делай так, как я скажу. Я обещал тебе, что буду тебя беречь, но вынужден дать последний совет. Как тот танк, что едет сейчас на нас, приблизиться к нам, я крикну тебе беги и ты побежишь, побежишь и не будешь оглядываться, будут стрелять не оглядывайся, будут кричать – беги, но не оглядывайся ни в коем случае. Беги в любой целый дом, находи глухую и тёмную комнату и сиди там так тихо, как мышка.
– А Керм?
– Ты сделала для него всё, что могла. Забудь о нём и простись с ним.
– А ты?
– А я бы взял авансом твой поцелуй, но, к сожалению уже некогда. Спасай себя.
А тем временем танк приблизился уже на столько, что его гул заглушал любые слова и Бран крикнул, что есть сил Китти – «Беги» и девушка, на мгновение, прижавшись к щетинистой щеке Брана губами пустилась бежать. Вслед ей раздались пару очередей с танкового пулемёта. Одна пуля сбила с неё кепку. Она уже не видела как Бран, сняв с пояса последнею противотанковую гранату, пошёл навстречу рычащему, железному чудищу, не видела она и как он погиб, под пулемётной очередью, успев подбить гусеницу танка, следом танк взорвали из гранатомёта. Погиб и Керм, под обломками горящего броневика. Китти же бежала, что есть мочи прочь от места боя, за её спиной рвались снаряды и строчили пулемётные очереди. Она боялась обернуться, её ноги несли прочь от смерти и войны, она просто была испуганна, по пути она потеряла свой автомат.
«Я предатель! Я трус! Меня теперь расстреляют! Хотя какая разница, там мне тоже долго не протянуть! Надо бежать, бежать, что есть сил! Нужно где-то укрыться, спрятаться. Медивы меня не расстреляют я же девушка, они меня не убьют! Не убьют!» – бормотала себе под нос Китти, убегая все дальше и дальше от линии обороны.
Она вбежала в какой-то на половину разрушенный, видимо после попадания авиабомбы, дом. В нем было темно и сыро, пахло гарью, всюду были разбросаны личные вещи бывших жильцов. Китти забилась в угол и зарыдала. А за окном продолжались бои, рвались снаряды, строчили пулемёты. Чуть успокоившись, она подползла к оконному проёму и выглянула. По улице ехали два медивских танка, они били без разбора по домам, солдаты гетерцы, закидывали в окна гранаты и поливали из огнемётов всё, что было похоже на укрытие. По первому этажу дома, где укрылась девушка, так же пальнули из танка, и здание зашаталось, следом в окна первых этажей полетели гранаты и фасад окатили огненные волны. Китти, отпрыгнула от окна, забравшись под кровать, завернулась в одеяло, ей было страшно, она дрожала и рыдала.